Умеет деньги зарабатывать, стервец!
Такого благостного настроения у Дюшеса давно не было. И Тонька не ворчала, довольная тем, что может показать своим родственникам, что живут они хорошо и ни в чем не нуждаются.
И погода такая теплая, и все вокруг цветет и пахнет… Божья благодать, да и только!
Дюшес вышел из душной избенки, где затянули песню подвыпившие родственники. Он сел на крыльцо и вытащил папиросу.
— Эх, какая красота! Люблю я вас всех, люди… — умиленно и пьяно думал он, глядя на дачников, старательно возделывающих свои огороды на еще по-весеннему прозрачных участках.
Чуть початая бутылка водки, которую он ловко стащил со стола, приятно оттягивала карман. Воровато оглянувшись, Дюшес отхлебнул из горлышка и улыбнулся: хорошо жить на свете! Его неоформленная туманная мысль, вяло в нем бродившая, вдруг отчего-то сконцентрировалась на этих самых ненавистных ему «писаках». Они тоже гуляли сегодня. Кажись тоже отмечают день рождения этой самой «Шерон Стоун», как он ее про себя называл.
Дюшес вдруг удивленно подумал: а чего, собственно, он их ненавидит? Что они ему сделали? Как и когда все это началось? Хоть убей, не помнил он этого! Что же он и эта «Шерон Стоун» не поделили? Неужели места на земле иль воздуха не хватает? Так всем же хватит…
— Вот заковыка какая… — удивленно бормотал Дюшес. — Все мы люди, все мы человеки…
Выпить надо с ними, вот что! И базару конец!
Пошатываясь, Дюшес поднялся. Ха, а вон их друзья как раз идут! За водой. Он эту ядреную чернобровую бабу не раз тут встречал. Точно, это гости «писак»! И Дюшес, радостно улыбаясь, направился к ним.

— Сполосни ведро, Рудик! — сказала Фарида, закуривая свои любимые сигареты «Мальборо лайт». Она, собственно, и пошла-то за водой, чтобы спокойно покурить свои сигареты. А то там, за общим столом приходилось давиться дешевым «Элэмом».
Фарида с удовольствием затянулась и увидела, что к ним направляется сторож. Она знала, что это янкин «враг номер один».
— Чего это этот ублюдок к нам прется? Ну и убожество! Какая у него кликуха — Дюшес, кажется? — с отвращением сказала она.
— Да ладно, Фаридуш, не нарывайся! — сказал Рудик, который больше всего на свете ненавидел всякие конфликты.
Фарида с холодным презрением смотрела на приближающего Дюшеса.