|
Люди и бультерьеры
Теперь все мы были убеждены, что обладаем абсолютной свободой слова и подлинной независимостью… Смешно. Как горничные в гостинице, независимо от эпохи драящие полы и застилающие постели, — так и мы продолжаем обслуживать тех, кто рулит сегодня страной. А наши мелкие уколы и наскоки на власть имущих — ничто иное, как визг жалкой собачонки, увязавшейся за слоном. Но неужели для того, чтобы у меня открылись глаза, мне нужно было влюбиться в Игнатьева?! С того самого дня, когда мы повезли в клинику Криса, с той самой ночи, которую я провела с Игнатьевым в его доме, — что от меня осталось, от той прежней Яны, спокойной и сильной, изредка заводившей волнующие, но ничего не значащие интрижки с понравившимися мне мужчинами… Попалась, просто взяла и попалась! И потеряла самою себя. Олег Игнатьев лишил меня собственной воли. Мне хотелось быть с ним каждый день, каждую минуту. Я впала в истерическую зависимость от его звонков, от ожидания встреч с ним. Я немного успокаивалась лишь в те дни, когда знала, что он улетел в другой город или страну. Но даже и в эти дни я ожидала от него всего. Он мог позвонить мне прямо из самолета, летящего в Нью-Йорк. Или с какого-нибудь экономического форума, проходящего в Праге. Или среди ночи — из своего отеля в Японии. Он мог радостно и громко закричать в трубку: — Янка, солнышко, хочу тебя. Люблю. — Ты откуда звонишь? — спрашивала я, задыхаясь от радости. — А из зала заседаний! — Но что же ты говоришь?! Тише! — испуганно ахала я. — Все равно эти козлы ни черта не понимают! Иногда красивые молодые люди из фирменного магазина цветов приносили прямо в редакцию целые корзины с розами. А однажды Игнатьев послал мне в редакцию факс. Секретарша шефа Людочка ворвалась ко мне в тот день с покрасневшим лицом, сжимая в руке полоску бумаги. — Яна, что-то странное, что же это?! Это вам, кажется… «Я медленно целую тебя всю я начинаю от кончиков твоих пальцев и медленно как ты любишь я целую твои колени потом…» И так далее. В тексте не было ни одной запятой. Глаза Людочки сверкали жадным, вожделеющим любопытством: — Кто-то хулиганит? Это тот, который розы? Я чуть успела перехватить, ведь шеф ждет факса из Москвы! Краска бросилась мне в лицо. — Спасибо, Люда… Это придурок какой-то… Идиот! Ты меня спасла. Людочкино застывшее лицо выражало один немой крик: «Кто это?!» Все внутри меня клокотало от ярости.
|
|
|
|